- Ну полно тебе, милый, полно, все хорошо, я с тобой, я никогда тебя не оставлю, я всегда тебя найду, мой маленький, - нежно приговаривала женщина, в чью мантию в отчаянном порыве крепко вцепился ее сын пяти лет. Мальчика сотрясала мелкая дрожь, глаза его, не переставая, производили щипавшие кожу реки слёз, ведь он думал, что никогда больше не найдет дорогу домой, не увидит отца и мать. Когда сегодня днем он в диком восторге пустился ловить рыжую белку, которая, едва завидев его, рванула вглубь леса, он и не думал, что потеряет дорогу к дому и проведет следующие два часа, вздрагивая от каждого шороха, прижавшись спиной к покрытому серым мхом сырому стволу ели.
Но сейчас мать, не переставая, гладила его по голове, и он начал постепенно расслабляться, чувствуя, как спокойствие и ощущение безопасности разливается по его венам.
- Я всегда тебя найду, милый, всегда.
***
«Пора», - это короткое слово - все, чего так жаждал услышать Фенрир от своего учителя все эти годы. Он готов. Он свободен.
Луна скромно выглядывала из под серой завесы неприветливых туч. Ее свет отразился в усталом взгляде седого мужчины, который с такой горечью смотрел в небо, как будто именно ночное светило отняло у него что-то самое дорогое. Тяжело вздохнув, он устало побрел к каменному колодцу. Он любил работать руками, и все хозяйство вел сам, хотя его жена всегда настаивала на магической помощи со своей стороны. Все свои долги перед небольшим, но весьма ухоженным огородом в виде прополки, поливки и щедрой выдачи удобрений страждущей растительности мужчина выполнил еще днем. Тем не менее, его внимания до сих пор жаждали сизые ирландские крестоцветы, которые так нравились его жене, ведь их можно было поливать исключительно колодезной водой в полночь на каждую третью полную луну. Набрав ведро ледяной воды, он направился к крестоцветам, которые, будто почуяв грядущий пир, приподняли было поникшие головки. Мгновение, цветы оросило красным, ведро выскользнуло из ослабевших рук мужчины, захлебывающимся собственной кровью.
***
Отца он убил первым. Магглу пристало умереть по-маггловски - ему достался быстрый удар кинжалом по горлу. Сначала тонкая полоска на коже, которая мгновение спустя раскрывается, выпуская потоки темной, горячей крови. Как же все-таки некрасиво выглядит умирающий человек, так жалко, так нелепо. Впрочем, до отца юноше дела не было. Он пришел за ней, и вот ее он будет убивать медленно. Учитель до этого не разрешал ему трогать людей, каждое неистово болезненное до беспамятства полнолуние позволяя ему довольствоваться какой-нибудь собакой или кошкой. Но сейчас он готов, и он может убить любого. Так почему бы не тех, кто этого заслужил своим предательством?
Смерив тело отца равнодушным взглядом, он направился прямиком к дому, с ноги распахнув дверь. Мать пила чай у камина; при виде вторгшегося в ее дом юноши, забрызганного кровью, она вскочила, чашка выскользнула из ее рук, она потянулась было к палочке, но не успела - парень смахнул ее со стола. Он тут же про себя подметил, что мать нисколько не изменилась, разве что она несколько осунулась, да волосы ее немного припорошила седина. Ее расширенные от ужаса глаза вдруг наполнились чем-то, что очень не понравилось Фенриру - она узнала незваного гостя.
- С..сынок? Мой ми.. – молвила было она, но юноша стер остаток фразы с ее губ крепким ударом ей в лицо. Она не будет, она не смеет его так больше называть. Все эти годы ей было все равно, она не искала его, она отреклась от него.
Удары настигали женщину один за другим, из носа ее сочилась кровь, губа была разбита, еще удар в лицо и толчок – она, державшаяся на ногах изо всех сил, наконец, рухнула на пол. Домашнее платье порвалось, обнажив линию плеча. Какое-то смутное, непонятное, сильное желание закипело в юноше; он опустился на колени рядом с матерью, которая в немом ужасе смотрела на него сквозь кровавую пелену, и дотронулся до нее. Такая удивительно гладкая кожа. Ему вдруг захотелось ощутить ее всю, одежда была для этого лишней преградой, и он стал в неистовстве срывать ее с нее. Фенрир бесконечно трогал ее дрожащее искалеченное тело, вдыхал аромат ее волос и кожи, такой одуряющее знакомый, такой опьяняющий. Он целовал ее в разбитые губы, слизывал беспрестанно текущую кровь из ее носа. Мгновение – все его кости и суставы начало ломать, по его жилам раскаленной кочергой потекла агония. Он погрузился в беспамятство – Луна взяла свое.
***
Мокро. Липко. Холодно.
Юноша с трудом разлепил веки, его тошнило, а глаза тот час начало резать ножом яркого света - солнце безжалостно ярко правило небосводом и по-хозяйски направляло свои лучи сквозь окна с разбитыми стеклами.
Лоскутья плоти кроваво-красной гирляндой освежали то, что было раньше интерьером. Разбитое зеркало, стекла, в опилки рассыпанная мебель, клочья обивки дивана, черепки посуды - все это окрасилось багрянцем.
Обнаженный, он попытался встать из лужи крови, которая стала ему мокрой постелью, но, неловко поскользнувшись, Фенрир вновь растянулся на полу. В углу у груды щепок, которые некогда были дубовым столом, он увидел волшебную палочку своей матери, чудом уцелевшую в кровавой бойне.
Он во что бы то ни стало научится их мерзкой магии, узнает все самые опасные, самые калечащие заклинания. И пока луна будет расти, он сможет карать всех волшебников, кто преступит ему путь, их же оружием.
Удостоив все то красное, что когда-то было его матерью, взглядом, полным горечи и презрения, он процедил: "Никогда меня не оставишь," - сплюнул и, полный решимости вершить свою судьбу, покинул отчий дом.