Мне нездоровилось, ночь прошла наперекосяк. Вначале было слишком душно, чтобы заснуть, потом одолела бессонница с мрачными мыслями, а как только удалось задремать - предплечье прошила адская боль. Мое тело сотряслось мучительной судорогой, ослепляющей, но короткотечной. Пережив приступ, я снова уснул как не бывало.
Я уже отучился бежать по первому зову метки, так как призыв было невозможно спутать ни с чем.
А при отзвуке ярости был единственный верный путь - не отсвечивать. И искать способы нейтрализации капризов, если сбежать не получилось. Лучше всего действовали ценные книги и редкие артефакты, коих было в избытке в хранилище, а я не видел причин для хранения их под слоем пыли.
Утром, воспользовавшись недомоганием, я завтракал в постели. Потому никто никогда не узнает как мистер Малфой оплевал первую полосу Ежедневного пророка от 1 августа 1981 года своим утренним кофе, а я в свою очередь поклялся, что подобное не повторится.
В этот миг у меня зародилась ненависть к мальчику который выжил и меня не волновало, что врагу, которому я рисовал в голове кровную месть всего один год.
Дальше все было как в тумане. Я обречен.
Отец, как раз прививший мне эту портящую аппетит привычку следить за новостями, уже ждал меня в своем кабинете, о чем мне доложила эльфиня, подававшая завтрак. Но теперь мне была ясна причина. Причина, выбившая у меня из под ног землю.
Мысли сбежать не было, умереть и подавно. Закатав рукав халата, я смотрю на черную метку, некогда иссиня-черную, но сегодня будто выцветшую на солнце. Со временем на моей светлой коже она будет выглядеть шрамом. Как иронично то, что такой же формы будет шрам и на репутации семьи.
Он решил изгнать меня из рода. Пронеслось у меня в голове. Впрочем, я всегда хотел переехать во Францию. Желание сбежать крепло и строило планы на будущее не зависимо от обстоятельств и я прилагаю усилия его подавить. Главное выжить, а потом разберемся.
Этот знак можно только вырезать. Я царапаю кожу, задевая тонкие вены и сжимаю руку в кулак. Но это тоже признание, не дождетесь.
Сейчас единственный вопрос, который передо мной стоит - это: сюртук или мантия.
Своей тягой жить интересно я постоянно влипал в переделки. "Зато не скучно" - мой негласный девиз. Но... пора было просить помощи. Давно пора, надеюсь еще не поздно. Не смотря на то, что я сомневался в том, что ее получу. Настойчивость - черта которую воспитывал во мне отец с ранних лет, не время забывать об этом.

Поправляя безукоризненный узел галстука, я стучу в дверь кабинета. Сейчас мне не верится, что когда-то он станет моим. Мне 27 лет, у меня есть собственный сын. Но я все еще не верю, что на что-то способен. Сломленный чуть ли не первой неудачей в моей жизни, я теряю костяк своей личности - чувство достоинства.
Отец спрашивает меня, что я планирую дальше делать. А я настолько поражен его холоднокровию, что натягиваю тревожную улыбку, отвечая одно лишь слово:
- Жить.
Голова становится будто ватная и я уже не уверен, что в полной мере понимаю происходящее.

Проморгавшись, я вижу, что отец сжигает чью-то волшебную палочку в магическом пламени и ведет меня, словно ребенка к камину.
- Мунго? С надеждой спрашиваю я. Но надежны тщетны, обычно колдомедик приходит к нам, значит ответ один - сдаваться и просить о прощении.
Что я им скажу? Я даже не могу подобрать слов.
Но и это не нужно, в министерстве был ажиотаж - темный маг пал, да еще и привели сторонника с повинной.
Почему-то мне было все равно, ведь вслед за отчаянием идет безразличие. Надевая обычную бесстрастную маску, даже подходя к креслу допроса, я сажусь будто на трон и окидываю присяжных высокомерным взглядом, по привычке вздергивая подбородок.
На секунду замешкавшись перед тем как взять флакон с Веритасерумом, я выпиваю его без остатка.
Ну а потом я признаюсь. В лютой ненависти к Тому-кого-нельзя-называть, своем страхе перед ним и своем невольном подчинении. Я говорю, что действовал под Империо. Я верю в каждое свое слово и мне хочется рыдать от чувства вины.
Я буду жить?

Отредактировано Lucius Malfoy (2017-09-28 21:39:08)