Последние дни пролетели у меня перед глазами, как один. По большому счету ничем друг от друга они не отличались, поэтому я особо не обращал внимание на даты в календаре. Ну летели себе и летели. Собственно, все эти дни Сивый продолжал надираться, оплакивая останки своей стаи, а я наблюдал за этим процессом, и даже ставил небольшие эксперименты - мне не давал покоя ответ на вопрос возможно ли довести оборотня до отключки, но, сколько бы Грейбек в себя не вливал, дальше заплетающегося языка дело не шло. Я старался - правда, старался - но пришлось сделать вывод, что, видимо, все-таки нет. Сделав у себя в голове пометку, решил при случае провести тот же опыт с другими представителем ликантропной братии. Сам пока не уверен, для чего мне это, но, во-первых, это весело, а во-вторых, я найду способ применить полученные результаты.

Тем временем, он, кажется, все больше проникался мной и тем, что я ему говорил, так что в конце концов доверился мне и согласился со всем предложенным. Мы разделились: он отправился возрождать свою армию, а я направился в Хогсмид, чтобы все организовать. Вышагивая по главной улице магической деревеньки, я ностальгическим взглядом окидывал эти места былой славы, не меняющиеся с течением времени. Снег падал на мою накидку, оттороченную красным немного скомканным мехом, снег хрустел под сапогом при каждой шаге. Идиллическая картина, если бы не такое нехарактерное здешним местам многолюдье. Первая мысль была "Кто-то сдох?", вторая - "А, да, Дамблдор почил". Не скажу, что любил его, но и не скажу, что ненавидел - мне импонировала его сумасшедшинка, а вот любовь к грязнокровкам опускала в моих глазах ниже плинтуса. Интересно, конечно, кто станет новым директором, особенно после прошлогоднего скандала с этой розовой жабой из министерства. Наверняка это, как и многое друго, можно узнать у главного источник хогвартских новостей в Хогсмиде - хозяйке "Трех метел".

Внутри "Трех метел" было также людно, как и на улице. Похоже, что смерть Дамблдора сыграла на руку местному бизнесу, думал я, ухмыляясь и протискиваясь в толпе. До моего уха то и дело долетали фразы с картавыми "р" и перековерканной грамматикой английского, а в нос, словно гной бюбонтюбера, вползали запахи разномастных туалетных вод, так что к тому моменту, как я добрался до барной стойки, пришлось достать носовой платок и дышать через него. Нужно перебить этот коктейль "изысканных" парфюмов! А лучше прорядить ряды их носителей! В очередной раз убеждаюсь как же было бы удобно владеть невербальной магией, с которой у меня нелады. Ах, бедный-бедный я! Я в печали! Я в тоске! Меня нужно пожалеть! И нужно выпить. И то, и другое можно получить в одном месте, а точнее человеке, а еще точнее хозяйке сего заведения, которая металась, кажется, едва ли не в агонии, исполняя заказы. А что я? Я, скромный, маленький и незаметный,  решил не мешать, а просто стоять у барной стойки, преграждая путь остальным, возвышаясь на полголовы над всей этой живой массой и пуская томные взгляды. Авось заметят. Шансы есть.

Ха-ха, эта игра в будничную, ничем не примечательную встречу становилась все веселее с каждым прожитым порознь годом. Когда мы виделись в последний раз? Гриндилоу его знает. Три-четыре года назад, когда Фадж еще был министром, Дамблдор был директором, а моя карьера уже катилась под хвост, набирая скорость с каждым новым провалом.

- Ах, ma cherie, меня угнетает это чрезмерная чрезмерность людей вокруг. Как только они тебе не надоедают, отрада глаз моих?

Я заглянул ей в глаза своим взглядом побитой дворняжки, отмечая, что, несмотря на то, что годы брали свое, Розмерта не теряла былого очарования. И почему она больше никогда не вышла замуж? Или я отбил у нее последнюю веру в мужчин? Ведь вокруг нее всегда ошиваются мужики разных возрастных категорий: от дряхлых стариков, которые не прочь потрясти стариной, до молодых мальчиков, ищущих себе наставницу. Она могла в любой момент захомутать себе одного из последних и вырастить для себя юного мужа. Или, быть может, мужчины ей больше не по вкусу? Это поэтому она живет вместе со своей официанткой Анной? Я обернулся, чтобы найти ее в толпе людей, взглядом. Субтильная, жеманная, в меру мелодраматичная блондинка. Пожалуй, в этом даже что-то было, подумал я и с хитрой ухмылкой снова вернулся взглядом с Розмерте.

- Угостишь старого друга старым огневиски? Нервы стали совсем ни к черту - мне нужно чем-то их успокоить, а твои напитки всегда одни из самых лучших, услада ушей моих!

Медоточивым шепотом разливался я, протянув руку, чтобы ладонью накрыть ее руку.

Шпилька про успех попала в цель, и я злобно оскалился Розмерте в спину, когда она увернулась от моего касания и побежала выполнять очередной заказ. Я недовольно забарабанил пальцами по барной стойке той рукой, что тянулся было к ней.

Мадам Руджемонт умела быть стервой, об этом я тоже знал. В какой-то мере она даже являлась для меня эталоном стервы - спокойной и при этом язвительной, без всех этих истеричных замашек среднестатистических дамочек. Заламывать руки и закатывать глаза мог я и сам, мне не к чему было женское воплощение себя. Но видеть чужой успех, и ощущать на себе затаенное чувство превосходства - заслуженного превосходства! - обладателя этого успеха было чертовски мерзко. Всегда завидовал чужому успеху и ненавидел, когда кто-то лучше меня в чем-то. Но ничего. Это все было поправимо. Я еще сравняю наши шансы, думал я, натягивая былое очарование бродячего поэта на свою физиономию, когда Розмерта вернулась с выпивкой для меня.

- Merci, ma puce! Наша дружба дороже мне любого успеха, и она, как этот огневиски, с каждым годом становится только лучше!

Я бахвально отсалютовал ей кружкой и сделал глоток. М-м-м, потрясающе. Так великолепно, что появляется желание ударить ее за ее мастерство. Это должно быть запрещено законом, это слишком хорошо, чтобы быть правдой. И это еще один удар по моей самооценке.

И, да, не могу, разговаривая с ней, не вворачивать французские фразочки - это была ее прерогатива тогда, в эпоху моей бурной юности, когда мы сошлись на почве, казалось, общих интересов, а на деле моего сладострастия и ее печали по пропавшему мужу.

- А откуда же, подруга дней моих суровых, столько иноземных гостей в твоих чертогах? Неужели все родственники с давно покинутой родины?

Я задаю вопрос, сажусь за барную стойку и складываю ручки в замочек вокруг кружки с огневиски. Я должен был выглядеть спокойным, покорным и таким безумно умилительным.

Аромат Розмерты ударил в нос, она приблизилась ко мне и интимно зашептала. Таяла наша Снежная Королева, таяла и оставляла после себя мокрый талый след. Хотя, конечно, в плен мне просто так пока сдаваться не будет. Но это пока. Отработанная схема.

Я привстал со своего барного стула и приблизился к ней через стойку еще ближе, отвечая едва ли не в самое ухо.

- О-да! Ужасная трагедия! Невозможная!

О падении Шармбатона не знал, наверно, разве что слепой и глухой. Жаль, конечно - мне всегда импонировали их изящность и чувство вкуса, пускай меня самого упрекали в отсутствии и того, и другого - но в мире второй магической войны не было места подобному заведению. И в том, что Тот-Кого-Нельзя-Называть, пришел за французской школой, не было ничего удивительного: Дурмстранг к тому моменту уже преклонил свои колени перед ним, и не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы сложить дважды два и понять, что в скором времени придет черед Хогвартса.

- И как ты держишься после этого? Если бы разрушили Хогвартс, я был бы опустошен и раздавлен

Я все также шепчу ей в ухо, обдавая запахом огневиски и томной печали.

Разговор про родню напомнил мне о моей матери - магле, что стала причиной моей врожденной нечистоты. Если бы только мой отец женился на волшебнице, то мне не пришлось бы играть вторые роли и влачить свое существование в тени чистокровных! Но, конечно, тогда я был бы уже не я. Головой я это понимаю, но все равно каждый раз эта мысль заставляет что-то внутри меня взрываться. Чистокровные и моя мать - две причины моего одновременного благоговения и презрения. Фактически через призму отношения к ним я воспринимаю весь окружающий мир, и этот мир постоянно считает меня недостойным того, чего я хочу. Но этот же мир не знает меня, и поэтому он падет перед моим величием.

- А ты действительно бедна и одинока?

Я не скрывал усмешку, обводя взглядом забитое до краев заведение и делая очередной глоток огневиски. Вот уже чего-чего, а ни бедностью, ни одиночеством здесь не пахло.

Я вернулся на исходное положение за барной стойкой и снял капюшон, который все это время был у меня на голове, и несобранные волосы распались по плечам. Ладно, я все равно не надеялся, что все будет также просто, как это было раньше - все-таки Розмерта была умной женщиной, а еще обиженной, брошенной и вдовой. Из нее могла бы получиться отличная паучиха, вот только она жила по принципу "моя хата с краю" и ни в какие передряги не влазила, поэтому договориться с ней можно было только, если играть на ее интересах, а ее главный интерес в жизни - очевидно, это были "Три метлы". Как можно было использовать ее детище в моих целях? Одно из двух - либо предложить что-то, что сделало бы его еще лучше, либо что-то, что помогло не сделать его хуже, причем второе более вероятно - Розмерта крайне не любила выходить из зоны комфорта. Но к этому я еще вернусь.

- Ходила на похороны Дамблдора? Видела что-то интересное?

Да, я буду сидеть здесь напротив нее, тянуть время и делать вид, что пришел сюда, просто чтобы поболтать ни о чем и угоститься бесплатной выпивкой. Мне нужно было, чтобы она расслабилась, сняла броню и потеряла бдительность. И тогда я смог бы нанести один точечный, но сокрушительный удар.

- Был занят - помогал одному своему живому другу решать вопросы жизни и смерти.

Я звучал почти буднично, как бы говоря "ну, ты же понимаешь, что дела живых важнее дел ушедших", и я не врал - я действительно помогал живому другу решать вопросы жизни и смерти, хотя, конечно, немного притягивал за уши, т.к. вряд ли мог котироваться в качестве друга Фенрира Сивого после всего лишь пары дней знакомства, пускай и провели мы их крайне плотно и в связке друг с другом.

- И "интересное" вполне себе в духе похорон для такого человека, как Дамблдор - все эти его одиозные выходки и вечные тайны, недоступные простым смертным. Наверняка, что-то да произошло, ведь так?

Я блефовал, я ничего не знал, но какое-то внутреннее чувство подсказывало, что я прав - уж больно уклончиво Розмерта отвечала на мои столь безобидные вопросы. Тут не надо было быть легеллиментом - достаточно было обычной наблюдательности.

- А может это напомнило тебе о твоем давно почившем муже?

Спросил я, допивая бокал с огневиски и ловя очередной взгляд помощницы хозяйки на себе. Я незаметно подмигнул ей, когда повернулся в зал, чтобы окинуть его беглым взглядом. Картавых источителей запахов, кажется, становилось только больше, и они действовали мне на нервы, поэтому я решил подействовать на нервы Розмерте, загнав той иголку под ноготь вопросом про мужа.

Она дипломатично уклонилась от разговора о Дамблдоре: не высказалась ни за, ни против, вообще повела себя так, словно вопроса не было. Что ж, подобный разговор был не для лишних ушей, а ушей, как и прочих частей тела, в "Трех метлах" сейчас была более, чем достаточно. Так кто-то неловко заехал мне локтем под ребра, пока пытался протолкнуться к барной стойке. Я повернулся к причине своего неудобства - очередному надухаренному французику, отъетому, холеному, в одежде из добротной ткани - явно не бедствующему. Допивая свой огневиски, я также неловко навалился на него и одним движением руки выудил мешочек с монетками, который крепко сжал в кулаке, чтобы не звенел, после чего рассыпался в тысячах извинений за подобную неловкость со своей стороны, пряча мешок у себя за пазухой. Посмотрим, лягушатник, как ты будешь сейчас расплачиваться без денег.

Загадка пропавшего мужа Розмерта всегда интриговала меня и время от времени толкала на мысли рода "А не сама ли она его того?". Но она была настолько искренне убита горем, когда это случилось, что это подрывало мою теорию в моих же глазах. Однако если это действительно была она, то вся эта игра и жизнь после произошедшего была достойна истинного восхищения - настолько искусно все было проделано.

- А ты видела призрак своего супруга? Он-таки действительно почил?

Я, как школьница, заерзал на стула и широко открыл глаза от удивления. Обычно мы не разговариваем об этом.

- И, Мерлин, тебя? Обвинили? На похоронах? В отравлении? Еще и школьника? Еще и медовухой?

Я рассмеялся во все три два зуба. Это звучало, как полнейшая нелепица.

- Похоже с момента нашей последней встречи ты стала настоящим преступным элементом!

- Ничего никогда не поздно - просто иногда нужно подождать, чтобы добиться цели

Задумчиво ответил я, провожая взглядом очередного француза. Их становилось слишком много. Чересчур. Это начинало походить на эпидемию, и "Три метлы" были, словно магнитом, для этой распространяющейся заразы. Это было отвратительно... и одновременно прекрасно! Потому что это должно было все упростить.

- А я все это время искал вдохновение! И теперь мне кажется, что я его нашел!

Я снова просиял, озаряя Розмерту улыбкой не хуже Локонса.

- Хочешь я сыграю тебе свои новые песни? Это совершенно новый уровень - новый звук, смелые темы, при этом с налетом старины и ненарочитой изящности. Я бы мог даже, пожалуй, устроить тут у тебя концерт каким-нибудь вечером: хлеб ты публике даешь, а я принесу тебе зрелищ

Меня, конечно, тошнило от запаха благовоний, который они называли духами, но я сильный, я справлюсь.

Я лучился зарядом собственного великолепия, пересказывая свои достижения Розмерте, а что получил в ответ? Вымученное "отлично", безынтузиазное "я с удовольствием их послушаю" и осторожный вопрос про темы и вкусы. Это было бы очередным ударом по моей самооценке, если бы я не был привычен к подобному приему своего творчества со стороны мадам Руджемонт. Мои ранние работы про нечистоту, ущербность и вторичность всего, что не было рождено в чистокровных семьях, оставляли ее равнодушной и это было одной из причин того, почему наши пути в дальнейшей разошлись.

- Это элегические баллады о странствиях героя, противостоящего преградам на его пути. Большинство из них, пожалуй, даже веселые, так что аппетит твоим посетителям не испортят. В наши темные времена всегда хочется немного света и веселья! А аккомпанировать мне будет мой новый друг - клавесин XIX века. Мы не долго дружим, но уже очень плодотворно!

Это правда - появление клавесина и знакомство с Сивым вдохнули в мое творчество новую жизнь, пускай эта жизнь и строилась на чужих смертях.

- И не волнуйся, ma cherie, свои старые хиты исполнять не буду - я сменил амплуа

Ухмыльнувшись, заверил ее я. Много чести.

- Что скажешь? Могу сыграть вам с твоей милой подопечной-официанткой свои песни, когда тебе будет удобно, а уже потом решите достоин ли я такой чести.