Больше всего Ремус боялся, что письмо перехватили. Время, знаете ли, сейчас такое, что уверенным быть нельзя ни в чём, даже в том, что доживёшь до завтра, а уж в доставку тайного послания – тем более. Грубо говоря, Люпин был совершенно отрезан от мира, и шанса каким-то образом проверить, тот ли человек получил записку, не было. Он даже ответ получить не мог. Оставалось верить. Искренне верить в удачу и в то, что она ещё не полностью повернулась к оборотню нелицеприятным местом.
С другой стороны, Люпин очень старался сделать всё максимально непонятно для постороннего человека. Шифры ведь никто не отменял. Если Грюм получил письмо, он разберётся, если получил не он, то место встреч останется нераскрытым, что уже хорошо.
На самом деле, Ремус чувствовал себя как никогда виноватым. В конце концов, он оказался не очень полезен своим положением, даже детей вызволить не помог, никаких знаков, способных что-то сказать Ордену, не оставил. Это было как-то непрофессионально. И ведь стоило ещё вспомнить тот факт, что Люпин вполне мог по неосторожности ранить, а то и убить, кого-то из своих в том треклятом поезде. Одного воспоминания о Тонкс хватало для огромного камня вины, падающего на плечи мужчины, как только он рискнёт подумать об альтернативном развитии событий в вагоне. Да и то, что девушка вообще увидела все эти ужасы, не радовало, как бы Ремус не старался убедить себя во взрослости и профессиональности Нимфадоры. После случившегося Люпин отчётливо осознал возможность вообще больше её не увидеть. В этот раз всё обошлось, а если в следующий будет хуже?
Прибыв в ветхую лачугу, находящуюся в закромах Лютного переулка, Ремус сразу отметил, как же сильно она напоминала Визжащую хижину. Так же при каждом шаге под ногами скрипели половицы, так же казалось, что она вот-вот развалится, так же со всех сторон её пронизывали свистящие сквозняки. Разве что чучело, пугающее каждого заходящего, да пара магических «шуток» для нежелательных взломщиков делали данное место немного повеселее. Хотя, веселиться тут, конечно, не лучшая идея.
Крайне удобно было стечение обстоятельств. Ремус ушёл как раз тогда, когда Сивого не было в стае, теперь важно вернуться до того, как он там появится, дабы подозрения не вызывать и важного чего не пропустить. Так что времени было не то, чтобы очень много. Для его экономии Люпин не стал убирать с себя маскировку. Обратно её наложить было бы слишком сложно, да и в таком виде, как ни странно, он привлекал к себе гораздо меньше внимания со стороны ночных посетителей Лютного переулка. Таков уж здесь контингент. Вампиры? Тролли? Никаких проблем, а вот приличный с виду человек уже вызывает вопросы.
Ремус, будучи не против, чтобы встреча состоялась немного раньше, терпеливо ждал, шагая из угла в угол. Стоять на месте было невыносимо, к тому же дом, держащийся, судя по всему, исключительно на магии, был наполнен самыми разнообразными звуками: от далёких и приглушённых выкриков с улицы, до свиста ветра, задувающего во все щели дома.
То и дело Люпин вскидывался, понимая, что нервы стали совсем плохи, а рука уже затекла от постоянного напряжения в кулаке, сжимающем волшебную палочку.
- Спокойно… - негромко утихомирил расшатанные нервные клетки оборотень, глубоко вздыхая. В конце концов, дом был защищён. Однако когда стало ясно, что в помещение действительно зашёл человек и, судя по звуку, преодолел выставленные Орденом защитные препятствия, Люпин поднял палочку и направил её на проём, двери в котором давно уже не было.
Защита – это, конечно, хорошо, но не стопроцентно. Проверить нужно в любом случае. Да и его самого тоже проверят.

На краткий миг Ремусу показалось, что ему просто выжгли глаза, но не успел мужчина подумать, что это было слишком жестоко, как до него дошла истинная причина жжения. Ярчайший свет заставил прикрыть лицо свободной от палочки рукой, но это нужно было делать до того, как заклинания озарит комнату, а не после. Однако руки помнили своё дело лучше, чем голова, поэтому волшебная палочка не опустилась ни на сантиметр.
Ремус понимал, что ситуация – не смешная, сейчас не место и не время для шуток, но что-то заставило его негромко усмехнуться, когда он услышал голос девушки.
- Очень предусмотрительно говорить это ослеплённому человеку…
И действительно, даже если бы он захотел сейчас куда-нибудь двинуться, под ноги непременно подвернулся б какой-нибудь хлам, которого в старом заброшенном помещении было более чем достаточно.
Несмотря на то, что он был лишён возможности разглядеть собеседницу, Люпин узнал голос. Собственно, голос Тонкс он узнал бы в любом случае, но, как говориться, мало ли. Если они и дальше продолжат топтаться на месте и светить друг другу в глаза палочками, встреча будет непродуктивной, а Грозный Глаз потом будет очень злой. И как бы Ремусу не хотелось сейчас убрать прицел палочки, разум настырно приказывал проверить ту, что стояла за завесой света. Постоянная бдительность.
- Куда нельзя убирать волшебную палочку?
Вопрос любому показался бы бредовым. Любому, но не членам Ордена Феникса, работающим с Аластором. Его слова о заднем кармане и повреждённых ягодицах были столь же бесценны, сколь параноидальны.
Оставалось ждать. Напряжённо ждать, вглядываясь в силуэт и сжимая своё оружие до боли в пальцах. Проникновение чужаков сюда практически невозможно. А если и возможно, то, скорее, со стороны Люпина, а не со стороны Ордена. В конце концов, Орден был защищён лучше, а вот у Ремуса никаких гарантий не было: не было точной уверенности, что за ним никто не увяжется, не было убеждённости, что он не потеряет доверие стаи. В этом сомнительном предприятии вообще об уверенности стоило умалчивать.
Люпин, например, думал, что он очень далёк от своей волчьей сущности, что это нечто совершенно чуждое ему, но, как оказалось, всё не так идеально. И это было открытием даже для самого Лунатика. Мужчина думал, что после всего увиденного им за свою жизнь, удивить или испугать его уже нельзя – но он, опять же, сильно просчитался. А ведь следующий такой  просчёт может стоить кому-нибудь жизни.
Постепенно зрение начинало возвращаться и адаптироваться под окружающую среду. Силуэт впереди стал чётче, но оборотень не старался разглядеть знакомые черты. Даже он сегодня тут не со своим лицом, так что логично было предположить, что и девушка не будет разгуливать по Лютному переулку в своём обличии. Такова жизнь – вечная смена разнообразных масок и личин, и это, в каком-то смысле, спасает твою жизнь, позволяет скрыть самого себя, но чем чаще ты пользуешься таким спасением, тем глубже оказываешься ты сам. Действительность словно шепчет тебе на ухо противным хриплым голоском: нет, никому неинтересно смотреть на тебя, просто закрой подальше себя, свою личность, своё лицо, никто не заметит, это же так просто!
И действительно, что может быть проще?
Несмотря на то, что молчание длилось не так уж долго, Люпину казалось, будто несуществующие часы бытия, зависшие где-то над их головами, с каждым своим громогласным «тиком» отсчитывают вечность. И вечность проходила одна за одной, и в голову забирались неуместные мысли, и хотелось скорее закончить с этой неприятной ожидательной частью встречи.
«Давай же…» - снова и снова повторял про себя Люпин, стараясь не терять спокойствия и стоять так же ровно.

Услышав ответ на свой вопрос, Римус облегчённо выдохнул. Нет, он не сомневался, что перед ним стоит именно Нимфадора, но какая-то отдалённая параноидальная часть сознания всё равно вызывала подобие невроза. Но всё хорошо, здесь только они, и больше никто сюда не войдёт, а если войдёт, что практически невозможно, ему придётся худо.
Люпин успел сделать лишь шаг навстречу девушки, как почувствовал крепкие объятия, такие, казалось бы, запретные, неуместные, но по какой-то неведомой причине долгожданные. И разум, а точнее то, что от него осталось, кричал, что это неправильно. Он не должен! Не мог! Ему нужно оттолкнуть бедную девочку подальше от себя, от такого чудовища, навеки проклятого луной. И казалось бы, так легко – просто сделать шаг назад и сбросить со своих плеч руки Тонкс, но он не посмел шевельнуться. Напротив, крепко обнял Нимфадору в ответ, всё ещё пытаясь осознать, что с ней всё хорошо. Она жива, и это главное.
- Ты не должна была видеть всего этого… - негромко произнёс Люпин и сам не узнал свой голос, настолько он был охрипшим, то ли после долгого молчания, то ли от долгих попыток делать его гораздо грубее и громче, чем на самом деле. – Я думал, что больше тебя не увижу, Нимфадора, я ведь даже короткую записку вам сразу не мог отправить…
Люпин забыл, что это имя в общении с Тонкс под запретом. Уж пусть лучше она обдаст его искрами из волшебной палочки или разозлиться, как это всегда и бывало, но это будет облегчением для него… облегчением понимать, что она всё та же Тонкс.
Он слышал её голос, слышал интонации и очень плохо различал слова. Лишь общий смысл и тихие всхлипы. Снова… снова он стал причиной её слёз, разве имел он теперь право оттолкнуть её от себя? Неосознанно, будто в тумане, в тумане минутного облегчение и счастья, весьма сомнительного, но слишком сильного, чтобы с ним бороться, Ремус отвечал на быстрые и сумбурные поцелуи, и только далёкая теперь мысль о деле не позволяла совсем потерять голову.
Но ни о каком серьёзном разговоре не могло быть и речи, пока они оба в таком состоянии: пока Ремус не в состоянии просто отпустить от себя Тонкс, пока Тонкс тихо всхлипывает, поливая слезами его подранную одежду. Мужчина прижал её крепче, едва не оторвав от скрипучего пола, стараясь закрыть девушку от любых страхов и кошмаров, оградить от нависшей над всеми ними темноты, хотя бы на короткий миг. Он медленно гладил её по голове, касаясь губами макушки Нимфадоры, как успокаивал бы маленького ребёнка. Да только Тонкс – опытный автор, не стоит об этом забывать.
- Да что же со мной будет? Я боялся, что мне придётся атаковать вас, а если бы я убил кого-то? Кингсли, детей? Я мог убить тебя, Тонкс… Тебя могли убить они! Сивый, кажется, запомнил тебя слишком хорошо.
Люпин поймал взгляд Нимфадоры и, быстро поцеловав солёные от слёз губы, немного отстранился, чтобы была возможность видеть лицо девушки.
- Но знаешь… у тебя очень сильные заклинания. На себе проверил, - он нервно хмыкнул, дабы немного разрядить слишком уж отчаянную обстановку. В конце конов, они живы, всё хорошо. Пока хорошо.
- Почему ты сразу не вырубила меня?

У Люпина не могло уложиться в голове, что единственный их шанс на разговор – это забиться в какое-то раздолбанное и побитое временем здание, защищённое сотнями заклинаний. Ведь всё должно быть не так. Разговоры людей должны быть в прохладных парках, у жарких каминов, в теплоте пабов, но никак не здесь, не под другими именами и лицами. Это было неправильно, но слишком уж реально. Только так, и никак иначе.
Ремус чуть улыбнулся, хотя и догадывался, что сейчас его улыбка не будет выглядеть так же, как раньше из-за изменений во внешности и напряжения.
- Ты и должна была в меня попасть, Тонкс… Иначе бы мне пришлось попасть в тебя, - Ремус коснулся пальцами лица девушки, которое становилось всё более узнаваемо. – В любом случае, это оказалось нам на руку. Кажется, Сивый доверяет мне, если сам же вытащил из поезда.
Люпин был уверен, что Нимфадора, и, разумеется, Орден, должны об этом знать. Ведь данный факт может быть лишь показателем того, что работа в стае не бессмысленная, что предприятие не обречено на провал заранее, хотя какое-то время Ремус был уверен в обратном.
- Но я очень прошу тебя, Нимфадора, не нужно искать Фенрира специально, не нужно с ним соревноваться и играть в игры, он – опасное существо, и я не приведи Мерлин с тобой что-нибудь случиться… Детям я помочь не смог, и нет гарантии, что я успею помочь тебе.
Люпин действительно очень боялся этого. Сивый не был тем, кто кого-то забывает. Одно слово Лайелла, брошенное в порыве чувств, привело к тому, что Ремус был укушен в следующее полнолуние. И ведь это не предел того, что может сделать оборотень.
- Сивый любит детей. – Люпин глубоко вздохнул и на миг отвернулся, правда почти сразу вернулся взглядом к родным глазам, в которые он не имеет никакого человеческого права смотреть. – Как же никто ещё не понял?
Ремус был готов завыть. Или громко застонать от недогадливости... всех. Неужели те, кто сталкивался с Фенрирос Сивым, с его стаей, не поняли ещё, что такое дети? Дети – это не случайная простая добыча, это гибкий материал для создания настоящей армии.
- Нимфадора, ты даже не представляешь, что для него значат дети. Неужели никто ещё не заметил? Он не просто запугивает, Тонкс, время запугивания прошло. – покачал головой Люпин, нервно хмыкнув. – «Кусайте их юными, растите вдали от родителей, в ненависти к нормальным волшебникам», вот его святой девиз.
Лунатик глубоко вздохнул, вспоминая ту ночь, когда и сам попал под натиск клыков оборотня.
- Это прекрасная армия… Дети, они ведь… дети. Внушаемые, наивные, их так легко запугать и запудрить им голову. В них очень просто разжечь ненависть, гораздо проще, чем доброту. Идеальные бойцы, ненавидящие людей и не знающие ничего, кроме законов стаи.
Люпин очень хотел, чтобы его поняли, чтобы поняли, чего хочет Сивый, и кто-нибудь в конце концов попробовал сделать с этим что-нибудь.
- После того, как забрали выживших детей, Сивый на время покинул стаю, именно поэтому я смог вырваться сюда. Но их очень много, и они всё прибывают и прибывают. всё новые и новые люди приходят, чтобы стать оборотнями. и я могу сказать тебе, что эти люди – не самые лучшие.
Несмотря на то, что времени было мало, Ремус старался говорить не очень быстро и максимально полно. Хотя, возможно, всё потому, что он хотел оттянуть тот момент, когда придётся уйти из этого ветхого укрытия тайн Ордена Феникса.
- Не знаю, проверят ли меня Сивый, или доверят мне, но я был «удостоен» - Ремус хмыкнул, - чести отобрать тех, кто заслуживает быть в стае. Одного я убил… Многие другие обречены и без моего вмешательства. Но это единицы, ряды оборотней пополняются с невероятной скоростью, и я не понимаю, что происходит с людьми. Именно поэтому я вам очень прошу, обратите внимание на детей. Фенрир не оставит всё вот так… Он зол.  Он захочет отомстить за этот… за эту попытку вытащить из его цепких лап его добычу. И он отомстит. И ударит он по детям.
Люпин крепко сжал руку Нимфадоры, стараясь оставаться спокойным, но получалось плохо. Как тут вообще можно быть спокойным?
- Возьмите в оборот места, где бывают дети чаще всего, потому что я не удивлюсь, если он решит, что напасть на Хогвартс в полнолуние – отличная идея. Но дело в том, что с количеством членов стаи, это действительно может оказаться отличной идеей, чего бы мне крайне не хотелось.
Более страшное явление, чем армия озлобленных оборотней, сложно представить. разве что армия озлобленный великанов, и то, великан просто раздавит, а оборотень может заставить тебя страдать всю жизнь.
- Если я узнаю что-то более конкретное об этом, я сразу сообщу.
Названная девушкой фамилия отдалась в голове мужчины далёким эхом, но никакого отклика не получила.
- Кто эта Мантер? С ней что-то не так?
Ожидая рассказа, Ремус чуть крепче сжал руку Тонкс в своей, на миг коснувшись холодных пальцев губами. Сейчас перед ним стояла прежняя Нимфадора, но, быть может, чуть более серьёзная, чем обычно. И ему было очень жаль, что на его месте она видит совершенно другого человека.

- О, я знаю, что ты не боишься… - проговорил Ремус, глубоко вздыхая и качая головой. Кто бы сомневался в этом? Люпину иногда казалось, что у Тонкс, как и у Сириуса, инстинкт самосохранения просто выключался. Какой уж там страх? Но дело было в том, что Фенрир был действительно крайне силён.
- Но это вовсе не значит, что нужно искать его по всем подворотням, - предупреждающе заявил мужчина, внимательно вглядываясь в лицо девушки и помечая каждое изменение, каждое движение губ. – Чтобы понять Сивого, нужно знать, что он из себя представляет. Нужно принять тот факт, что Сивый получает от ликантропии удовольствие. Он не считает и никогда не будет считать это проклятием. Для него, скорее, люди – это проклятие.
Нервно хмыкнув, Ремус на краткий миг отвёл взгляд на пошарпанный деревянный пол. Все, кто против Сивого, получали отменный удар мести. А каждый, кто приходит в стаю, дабы поучить на свою голову проклятие, ждёт, что сможет так же.
- Это их осознанный выбор, - кивнул Люпин, давая понять, что тут всё более чем серьёзно. – Я тоже думал, что людей в стаю приводят силой, или туда приходят те, кого уже укусили, но нет. Туда приходят обычные люди, жаждущие, не то мести, не то силы, не то ещё чего-то, уж не знаю, что у них в голове, но они просят обращения. Они либо не понимают, на что идут, либо… Я не знаю, Тонкс, я не могу это объяснить. Я не понимаю, как можно этого желать! – он развёл руками, показывая свою некомпетентность в этом вопросе. Возможно, в каком-то смысле Ремуса можно было назвать сумасшедшим. Да каждого человека можно назвать таковым, но желание каждый месяц корчиться от боли и слышать хруст собственных костей… сомнительное удовольствие даже для изощрённого извращенца.
- Ты не должна извиняться, ты совершенно права. – Ремус чувствовал руку Нимфадоры на своём затылке, и от ненавязчивых движений пальцами по спине бежали мурашки. Это был приятный и лёгкий трепет, исчезновение которого было крайне нежелательно сейчас. Все эти прикосновения, да и вообще – их встреча, это было словно награда за то, что им обоим пришлось пережить, и за то, что им ещё предстояло выдержать. Да, это их работа, и они сейчас должны говорить о работе, и никак не вглядываться в лица друг друга, вслушиваться в голоса, лишь бы не уйти отсюда без воспоминаний, без образа (малая частица счастья) перед глазами, чтобы хотя бы этот образ смог иногда перекрывать творящиеся вокруг ужасы.
- Всё когда-нибудь заканчивается, Нимфадора… Главное, чтобы это закончилось не деревянным ящиком. – Неохотно, очень неохотно, Люпин позволил девушке чуть отойти. Сам он тоже слегка отступил, но руки девушки из своей не выпустил. – Хогсмид очень открыт, но путей туда не так уж много. Нужно внимание к лесу, там очень просто спрятаться, он огромен. Возможно, могли бы помочь какие-то чары, хотя бы сигнальные. Вся проблема в том, что их много, а Аврорат и министерство, даже в синтезе с Орденом не превосходит в количестве. Разве что, всех туда согнать.
Люпин очень надеялся, что Сивый не станет вот так просто нападать на волшебную деревню. А если и будет – то не изнутри. Если оборотни придут со стороны, да даже с разных сторон – есть маленький шанс отбить границы. Но если они решат пойти изнутри и во все стороны – прольются реки крови. Всё равно, что пуля. Если она пробила грудную клетку, человек может выжить. Но если пуля разорвалась внутри сердца – смерть будет мгновенной.
Внимательно выслушав всё, про таинственную преподавательницу ЗОТИ, Ремус нахмурился.
- Я не сомневаюсь, что Ему будет интересна такая персона, но, возможно, Дамблдор на это и рассчитывает. – оборотень пожал плечами. – Но одно я тебе точно могу сказать, если она сможет обучить детей настоящей дуэли, если она и правда так хороша в искусстве сражения, как ты сказала, я буду этому рад. Чем лучше студенты усвоят это, тем больше у них будет возможностей спасти свои жизни.
Должно быть, это уже нервное, но когда Тонкс произнесла, как называют таинственную Мантер, Люпин тихо рассмеялся.
- У неё крайне возвышенное прозвище. Либо у Северуса появился друг, либо конкурент. – Других ассоциаций в голову не приходило.
- В любом случае, будь с ней осторожна. Хотя, возможно, если она «жестока и злопамятна», она хочет отомстить за смерть Каркарова. Дурмстранг – суровое место, и люди оттуда, как правило, не менее суровы, поэтому я не удивлюсь, узнав, что она лично всем войну объявит. Если цель её – месть, то Дамблдор обзавёлся сильным союзником, что будет Ордену и школе на руку.
Люпин снова чуть склонился к девушке, касаясь ладонью её щеки и задевая пальцами пряди волос.
- Что бы не случилось, береги себя… - тихо шепнул он, стараясь не думать, что их время скоро закончится. – Я ужасно не хочу отпускать тебя туда. Я так много наговорил тебе до всего этого, а теперь я не имею возможности даже увидеть, что с тобой всё хорошо…

Ремус очень хотел обещать, что будет осторожен. Он правда хотел, но язык не поворачивался это сказать. Как тут  вообще можно быть осторожным? Люпин тяжело вздохнул, глядя на Нимфадору из под тяжёлых век. Хотелось закрыть глаза, прижать к себе эту девушку и представить, что всё хорошо. Хотя бы на краткий миг. Но насколько же неправдоподобным звучало это самое «хорошо»! Хорошо ли то, что каждый день гибнут люди? Хорошо ли то, что в опале оказались дети, детство которых отбирает война самым наглым образом. Хорошо ли то, что они сейчас стоят здесь, как жулики, воры, прячутся… от всего мира прячутся. Если это – «хорошо», тогда что такое «плохо»?
- Я постараюсь вернуться живым, - вместо обещания произнёс Ремус. И это было слишком правдиво. Да, живым. Не здоровым, возможно, даже не целым, но живым.
Люпин был готов стоять тут ещё сутки, слушая приглушённый голос Тонкс. Просто слушая голос, и больше ничего не нужно. Ведь голос – показатель того, что человек живой и имеет силы произносить слова. Жаль, что слова не самые радостные. Не успел Ремус подумать о том, что обязательно вспомнит этот голос в тот момент, когда перед его глазами будет проноситься вся жизнь, как почувствовал губы Нимфадоры на своих губах. О, Мерлин, сказали бы ему пару месяцев назад, что он будет вести себя столь неразумно и опрометчиво, Люпин никогда не поверил бы. Но сейчас он мог лишь порывисто ответить на поцелуй, снова притянув к себе Тонкс настолько близко, насколько это было возможно без урона для рёбер и позвоночника.
Почему-то мужчине это представлялось как прощальный жест, что было крайне болезненно. прощание – это всегда болезненно, а если ты понимаешь, что вы, возможно, последний раз увиделись – вовсе невыносимо.
Размышления и, увы, поцелуй,  были прерваны громким в тишине дома хлопком. Моментально рука Ремуса дёрнулась к волшебной палочке, а сам он готов был загораживать собой Тонкс. Но, как оказалось, загораживать было не от кого. Всего лишь патронус. Патронус, который принёс ужасные известия.
Люпин не понимал, почему до сих пор держится на ногах, почему он молчит, недоверчиво глядя на место, где секунду назад испарилась белёсая дымка. Поверить? Невозможно. Дамблдор не мог умереть. Не мог, просто потому, что он – Дамблдор.
Дышать стало тяжело, и будь Ремус сейчас один, он давно бы кричал. Но сейчас он не имел никакого права проявить слабость. Орден только что, если верить сообщению от Грюма, а не верить сообщениям от Грюма крайне глупо, лишился лидера, лишился защиты и стал в несколько раз слабее, чем был прежде. Слово «хорошо» звучало в голове Люпина всё абсурднее и абсурднее.
Осторожно положил руки на плечи Тонкс, Ремус коснулся лбом лба девушки.
- Тонкс, тебе нужно вернуться в Орден, - негромко произнёс оборотень, и тут же покачал головой, предотвращая споры. – Тебе нужно быть там, нужно узнать, что там сейчас происходит.
Обхватив лицо девушки ладонями, Ремус тихо продолжал.
- Если это правда, Ордену нужны все силы, все возможные силы.
Люпин и сам был готов немедленно рвануть к Грозному Глазу, но он не мог. Он должен закончить свою «работу».
- Я вернусь в стаю. И я попробую узнать всё, что смогу, чего бы мне это не стоило.
Он выдохнул, в горле совершенно пересохло, а голос не слушался, не позволял говорить ровно.
- Мы справимся. Мы сможем. Но ты должна сейчас вернуться в Орден. И… я тебя прошу, береги себя… - Ремус понимал, ему нужно сказать главные слова. Нужно сказать сейчас, так как другой возможности может не представиться. – Я не хочу возвращаться, если ты… Если я потеряю и тебя.
На кратким миг оборотень сжал ладони Нимфадоры в своих, после чего отступил на шаг и заставил себя ободряюще улыбнуться. Даже если Дамблдор мёртв, они ещё живы. А значит у них есть шанс.